Валерий Рубаков: Российские ученые не умеют рассказывать про свои открытия

Валерий Анатольевич, когда вы поступали в университет, очень многие ваши сверстники хотели быть физиками-ядерщиками или полететь в космос. Предпочтения многих нынешних абитуриентов совсем другие — юрфак и эконом. Почему все так кардинально поменялось?

Мне кажется, что говорить о кардинальных переменах не совсем верно. Ребята сильные, заинтересованные, стремящиеся в науку, всегда были, есть и будут. Однако, да, престиж профессии ученого и интерес к науке в России в определенной степени снизился. Причины очевидны: в 90-е годы ученым, прямо скажем, было тяжело. Понятно, что тем ребятам, кто смотрит на свою жизнь более утилитарно, стало менее интересно заниматься исследованиями. В советское время у тех, кто становился ученым или инженером, был понятный карьерный путь, уверенность в завтрашнем дне. В 90-е это пропало. Время было трудное — далеко не все выдержали. Справедливости ради не могу не сказать, что в «нулевые» годы ситуация начала восстанавливаться.

Сейчас есть признаки позитивных перемен?

В первую очередь, это то, что люди стали в заметной степени меньше уезжать. Повторюсь, толковые и заинтересованные в науке ребята были всегда. Но в 90-е годы молодому человеку было очень тяжело здесь жить, прямо скажем. Многие стремились уехать. Поскольку образование у нас хорошее и научные школы сильные, российские ученые достаточно уверенно чувствовали себя на западе. И сейчас там работает довольно много наших соотечественников. Какой-то отток, конечно, есть и сегодня, но он не глобальный. Кто-то видит себя на Западе, но очень многие молодые ученые связывают свой жизненный путь с нашей страной. По крайней мере, мой опыт говорит именно об этом. Молодежь не уезжает и с удовольствием занимается здесь наукой.

Получается, есть поле и возможности для работы — государство вновь обратило внимание на вас?

Тут важно, с чем сравнивать. Если с советскими годами — наука по-прежнему недофинансирована. Если мы говорим про текущий момент в сравнении с 90-ми, то положение дел, разумеется, в разы лучше. В 90-е, к примеру, было время, когда мы сидели в кабинетах в пальто и писали формулы в перчатках, потому что был ноябрь, а институт просто-напросто не мог заплатить за тепло, денег не было. Сейчас ситуация совсем другая. И речь не только о каких-то коммунально-бытовых вещах, происходят и более серьезные подвижки. Сегодня есть система грантов, она помогает сильным коллективам жить вполне достойно — и в смысле зарплаты, и в смысле оборудования. Положительные перемены происходят, хотя, конечно, не в той степени, в которой хотелось бы.

Когда вы выступаете перед молодыми ребятами, вы скорее зовете их в науку или больше рассказываете про «подводные камни», которые есть в жизни молодого ученого?

И то, и другое. С одной стороны, молодых людей надо заинтересовать — далеко не все представляют, насколько это все интересно и что такое передний край современной науки сегодня.

С другой стороны, надо их предупредить, что хлеб ученого непростой: чтобы получить крупицу знания, придется «просидеть» не одни штаны. Столько «пустой руды» переработать вхолостую, чтобы обнаружить что-то действительно стоящее, и дело это, конечно, не для тех, кто хочет просто заработать и всё. Наука — это удел людей талантливых, усидчивых, работоспособных и главное — заинтересованных.

Своих внуков вы, что называется «по-родственному», скорее бы отговорили от того, чтобы идти в учёные?

Нет, отговаривать бы не стал. Моей внучке сейчас 15 лет и она собирается заниматься биологией, ей это очень интересно. И я ни в коем случае не буду разубеждать ее идти в науку. Это нормальный жизненный путь, интересный и достойный.

Как сегодня устроена система воспитания молодых ученых в России?

Наука высокого класса в России всегда была и остается уделом научно-исследовательских институтов. Университеты заточены, скорее, под образование, чем под науку.

Не везде в мире так, это особенности нашей системы. Однако всегда, в том числе и сейчас, существует тесная связь между университетами и исследовательскими институтами. Речь, прежде всего, о том, что люди, который работают в НИИ, преподают в высшей школе. На мой взгляд, это очень правильно. Потому что университеты — это достаточно массовое обучение, трудно предполагать, что все без исключения студенты в будущем станут учеными. Работа с ребятами, которые видят себя в науке — это особая история, которая по большей части происходит уже на старших курсах, в аспирантуре в тесном сотрудничестве с учеными из НИИ.

В теоретической физике сегодня справедливо говорить про дефицит молодых?

Это сильно зависит от команды. В одних командах есть люди разного поколения, начиная от умудренных опытом профессоров и заканчивая аспирантами. У нас в институте, к примеру, такая ситуация. Но есть места, где народ действительно постарел, связь поколений нарушается. Научные школы буквально на глазах исчезают из-за того, что нет притока молодежи. Но это вопрос, которым надо плотно заниматься. На мой взгляд, одна из главных задач тех, кто работает в НИИ — это подготовка научной смены. И не все это понимают: кто-то видит себя как ученого, но не видит как преподавателя.

То есть молодой кадр нужно не только разглядеть, а еще и воспитывать его?

Конечно, это большая и, сказать честно, довольно неблагодарная работа. Приходит к тебе студент-второкурсник, он, по сути, еще ничего не знает. Говорит: «Хочу писать с вами курсовую работу…».

Первая мысль: что я на тебя буду время тратить? Приходится в себе это переламывать, объяснять студенту порой элементарные вещи. Четвертый курс — еще одна курсовая работа. Со студентом уже интереснее, но, как правило, работа все еще учебная, а не исследовательская. Ты опять выступаешь в роли наставника: что-то подсказываешь, поправляешь.

В итоге молодой человек оканчивает университет и выясняется, что он больше не хочет заниматься наукой. Ты с ним возился-возился, а он посмотрел на это дело, попробовал и понял, что это не его. Спрашивается, на что я потратил свое силы и время? Но есть и другие примеры — тех, кто становится хорошими учеными, с ними год от года все интереснее и интереснее.

В какой-то момент понимаешь, что работаешь с ними уже на равных, идет отдача. Вот ради таких примеров и стоит тратить себя.

К вопросу о переднем крае науки. Что на повестке дня в сфере ваших интересов — теоретической физике?

Это очень длинный разговор… Но если вкратце — за последнее время произошли очень мощные сдвиги и в физике элементарных частиц, и в физике нашей вселенной, представлении как она была устроена раньше и как устроена сейчас.

Если сравнить то, что мы знаем сегодня и то, что знали еще лет 30 назад — это небо и земля. Но как всегда, чем больше понимаешь, тем больше вопросов появляется. Сейчас новые вопросы возникли о том, например, как развивалась и эволюционировала Вселенная в самые первые мгновения своего существования, в мельчайшие доли секунды. И замечательно, что можно не только теоретически об этом думать, но и сравнить свои представления с наблюдательными данными, которых сейчас стало гораздо больше.

Второе серьезное продвижение связано с работой Большого адронного коллайдера. На слуху открытый бозон Хиггса, в будущем мы ожидаем еще гораздо более интересных открытий. И тут есть работа и для теоретиков, и для экспериментаторов — все это очень увлекательно и интересно.

Пока конца нашей области науки не видно ни в коей мере. Еще несколько поколений ученых будут разбираться, как всё устроено.

Мы довольно часто слышим про открытия зарубежных ученых, про отечественные достижения информации намного меньше. Их нет или дело в чем-то другом?

Дело в том, что мы не умеем про них рассказывать, к сожалению. Наши традиции и, может быть, менталитет, таковы, что ученые ведут себя гораздо скромнее и тише, чем, скажем, в Америке или Европе. Там мельчайшее наблюдение/открытие — сразу выходит пресс-релиз, пресс-конференция, большой общественный резонанс. Хотя часто бывает, что открытие это «на копейку».

В России наоборот: информация о самых интересных результатах не выходит дальше научного сообщества. В голове ученых нет установки, что об открытии надо рассказать еще и широкой публике. Это, конечно, неправильно.

Но менталитет быстро не переделаешь. А открытия — они, конечно, были и есть.

Сейчас в России всё больше тех, кто пытается говорить о науке на понятном языке с широким кругом людей. Вы эту тенденцию как оцениваете?

Исключительно положительно, это обязательно нужно делать. Опять отсылаю к советским временам, тогда направление популяризации науки было очень развито. Многие серьезные ученые писали научно-популярные книжки, например, я сам пришел в науку, потому что прочитал несколько таких книжек по физике элементарных частиц в 7-8 классе. И возник интерес. Поэтому научно-популярные книги, журналы, статьи — всё это должно быть доступным широкому кругу читателей. При этом очень важно, чтобы работой этой занимались люди, хорошо понимающие, или хотя бы знающие, у кого спросить, чтобы не было невольных заблуждений и недостоверной информации.

Наталья Мороз, интернет-газета Newslab.ru